В свете скорых событий она вышла не к месту
из своего «Рено». Я, тогда впервые её увидев у нашего подъезда,
понял сразу: смог бы по жизни только с ней. Но, боюсь, моей правды
она не примет. Но молчать – значит врать! И я открылся: «Овощей запасы
в нашем регионе большие, на них можно долго
протянуть. И картофеля под снегом найду сколько угодно,
только заранее страшусь: придётся вдоль каждой борозды
высматривать останки твои, после того, как тебя загонят одичавшие псы.
И таскать мешки не сможешь: я смотрю, у тебя каблуки,
а там, дай бог, кирзачи найдём, в них бегать сложно. И из твоей доброты
природной тоже мало чего извлечь сможем.
И постоянно будешь ныть: «У меня язвы, а была бархатная чистая кожа».
И твоя маленькая красивая ягодичная масса
может и спасёт тебя, как непритягательный источник мяса, но как бы ужасно
это не звучало, прекрасные атавизмы человеческого прогресса,
как ты, погибнут первыми…» Тут меня моя потенциальная невеста
перебивает, давясь слезами: «У меня есть высшее образование…»
«Извини, это лишь в современной жизни важный фактор для выживания.
И твоя красота лишь удвоит количество проблем:
Каждый упырь захочет захватить тебя как прекрасный сосуд для хранения своих ублюдских ген».
На работу опаздываю – три пропустил поезда –
ждал спада эрекции, вызванной всплытием в памяти её образа.
Моя от неё зависимость в свете скорых событий выглядит тупо.
Но, не выдержав, звоню: «Прости, твоя никчёмность не повод быть с тобой грубым.
Просто, представляю, что в люке из-за мокрой шубы
застреваешь, пытаясь от правобережных оторваться. Ими станут мясорубы, скорее всего,
с нашего рынка, пухленькие твои губы
будут жевать, имея скопом. А я, стиснув свои гнилые зубы,
побреду по канализации, смрадом давясь, но, конечно, больше горем».
Избранница успокаивала: «Есть способ избежать боли.
В подвал меня пустишь или в лесу спрячешь в норе
На той глубине, где медведи не учуют. Снеди оставишь и налегке
отправишься на запад искать крепкую общину.
Желательно такую, где не все женщины считались бы собственностью вожака-мужчины.
С ней мы решили попробовать. Она взяла за свой счёт.
Продала «Рено», ведь предположительно займёт год
ею придуманный тест. Сказала: «Ты очень милый»,
возращая шоколад, мной припрятанный в складках мешковины
с запасами мёрзлой картошки для неё. И в темноту подвала гаража
спустилась. Я приходил, подсматривал по ночам иногда
за тем, как она выбиралась умыться талой водой из пожарного бака.
На сто восемьдесят первый день звонит: «Прости, не смогла, я тряпка».
И я ещё, знаешь, подумала утром, в зарю из подвала сбегая:
вдруг ядерной зимы не будет?». Я бросил трубку: «Хм. Дура тупая».
Что я буду делать с тобой такой ядерной зимой?
После первого термоядерного удара
Что я буду делать с тобой такой ядерной зимой?
Придёт ещё термоядерных ударов пара.
Что я буду делать с тобой такой ядерной зимой?
Неземными цветами нас накроет божья кара.
Что я буду делать с тобой, такой, той неизбежной, бесконечной ядерной зимой??
Только быть рядом с тобой позволь ядерной зимой,
Когда осядут волны огненной метели;
Только быть рядом с тобой позволь ядерной зимой,
И на останках, нами обжитых, строений;
Только быть рядом с тобой позволь ядерной зимой.
Ожогом общим останутся наши тени
Только быть рядом с тобой позволь той неизбежной, бесконечной ядерной зимой
